Эффект Эха - Елена Граменицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Она с бывшего Союза» – означало, перед тобой «кукла для битья». Насмехайся, игнорируй, « не водись», пусть привыкает! Пускай походит с мамой по магазинам и купит что-то приличное, а потом посмотрим.
В этой школе не было формы. Негласно разрешали темный низ, светлый верх, но так одевались только младшие и средние классы. В старших царила анархия, наряжались, кто во что горазд, учителя не вмешивались. За слишком короткой юбкой или пестрой блузой часто стояли родители дипломаты или сотрудники госбезопасности. А с ними разговор короткий.
Но одно дело вытерпеть насмешки в классе, другое дело в странной форме ехать в заграничном метро. Родители Оли получили служебную квартиру в центре города, а не в посольском квартале, и каждое утро девочка спешила по берлинским улицам на остановку школьного автобуса или спускалась в подземку.
Это сейчас японские аниме сделали фартук и гольфы супер модными, а в девяносто втором, спустя год после падения Стены, школьницу в монашеском платьице немцы принимали за сектантку.
Поэтому Оля доверху застегивала пальто, пряча под ним унылый наряд.
Но и это было не самым страшным!
Ей попался наглый и задиристый сосед по парте, привыкший сидеть один, Сашка Никитин разваливался на ее половину стола, отталкивал Олины учебники, а когда они падали, мерзко хихикал, вместе с ним хихикали все его друзья. Оля нагибалась, клала книжки на место, а потом снова и снова нагибалась, боясь поднять руку и нажаловаться учителю. Жалкий вид новенькой и ее слезы Никитина только подзадоривали, и однажды после уроков, когда не живущие при Посольстве школьники собирались в автобус – ехать по домам, он устроил Оле настоящую травлю.
– Нос—картошка! Нос-картошка! Посмотрите! У новенькой нос картошка! – Никитин прыгал вокруг Оли, словно наглая обезьяна и на «замолчи» « пожалуйста, отстань» не обращал внимания, ему нужна была публика. Девочка не понимала, почему у нее «нос – картошка», нос как нос, капельку вздернутый и все.
Дразнилка быстро собрала зрителей, кто-то ехидно ухмылялся, кто-то гаденько подпевал. И подпевал становилось все больше.
«Нос- кар-тош-ка!» – звучало уже со всех сторон. Оля сжалась у окна автобуса, она мечтала провалиться сквозь землю, исчезнуть.
И тут произошло первое чудо.
– А у тебя как огурец! Заткнись уже, придурок!
Какой-то старшеклассник (Оля не посмела взглянуть на него), направляясь в конец автобуса, толкнул дразнящего Никитина, – дай пройти!
И Никитин сразу сдулся, затих, словно весь дух из него эти слова вышибли. И его подпевалы тоже замолчали, отвернулись от Оли, отвлеклись.
На следующий день Оля ехала в школу и очень боялась продолжения, маме она ничего не рассказала и твердо решила пожаловаться классной на Никитина, но травля волшебным образом закончилась, нос перестал быть «картошкой» и учебники с парты больше не падали.
Только Оля по-прежнему была одна, одноклассники ее избегали.
Потом случилось второе чудо.
Заподозрив неладное, Мария Владимировна купила дочери неброский костюм в клетку. Теперь бедняга не казалась белой вороной среди одноклассников.
И, наконец, подоспело третье, вовсе расчудесное событие.
Спустя неделю показательного бойкота до Оли снизошла самая крутая девочка в классе, Тельникова Света, дочь главного торгового представителя. Света приезжала в школу на машине отца из бывшей западной, капиталистической части Берлина, ждала, когла шофер откроет дверь, подаст ей руку и донесет до дверей ранец. Все по протоколу.
– Садись ко мне, – предложила в тот день Тельникова, подойдя к Оле в буфете. Бедняга от неожиданности чуть не подавилась сухим бутербродом. Стряхнув крошки с блузки, благодарно кивнула. Вот это удача!
Света было крута до кончиков ногтей. Американские протирающиеся джинсы (ей одной из класса разрешили ходить в брюках), модные туфельки на каблуке, каждый день новые заколочки и резинки для волос. Милые канцелярские безделицы, наклейки, открытки с кинозвездами, брелоки, длинноволосые куколки.
Все эти сокровища Света хранила в парте и давала посмотреть только приближенным.
Только у Тельниковой был огромный трехэтажный пенал с бесчисленными кармашками для фломастеров, ручек и душистых ластиков. Весь класс нюхал ее ластики и завидовал! Мало того, у счастливицы был настоящий «стиратель чернил», которым выводили «пары» из дневника. Эта чудо-ручка повышала рейтинг Тельниковой до небес.
Именно Света приносила в класс западные журналы с плакатами рок музыкантов и за определенные услуги распространяла их среди подруг.
Услуги были разными. От невинного списывания контрольной до неожиданной просьбы – помочь с оформлением стенгазеты.
Именно такую плату назначила она Оле.
– Ты классно рисуешь, подглядела в тетради! Я сейчас пишу статью о грязнулях и неряхах, сможешь нарисовать Кащенко?
Оля смутилась, обернулась на Марину Кащенко, сидящую в соседнем ряду. Полная девочка с косой совсем не походила на неряху, одевалась скромно, как и требовала школа: темная юбка и белая блуза. Единственное, что ее портило, угревая сыпь на лице.
Заметив сомнение, Тельникова тут же добавила:
– Я попрошу у папы такой же пенал со всеми причиндалами – ручки, фломики! Хочешь? У меня розовый, а тебе купим красный! С Микки Маусом. Согласна?
И действительно, кто такая Кащенко? Она Оле не подруга, а вот Света – да.
Пенал с Микки Маусом, обалдеть! Ей будут все завидовать!
Оля представила, как открывает одну за другой молнии, разглядывает фломастеры, перьевую ручку с баллончиками, нюхает ластик. У нее тоже будет душистый ластик!
– Только нарисуй ее потолще и с большущими прыщами на щеках!
И Оля постаралась от души, изобразив настоящее чудовище. А Тельникова не преминула извалять вражину в фельетонной грязи.
Глупая новенькая понятия не имела, какая кошка пробежала между ее одноклассницами. Потом узнала, отцы их занимали высокие посты, один глава торгпредства, другой главный корреспондент «Правды». Обе семьи жили в одном доме в западном Берлине. Матери дружили, ходили друг другу в гости, менялись рецептами. Откуда появилась вражда?
Стенгазета произвела фурор, мальчики валялись от смеха на каждой перемене, зачитывая вслух острые Светкины четверостишья. Тыкая пальцами в картинки, восхищенно ухали – Вот это да! Вылитая Кащенко! А новенькая – талант! Клево рисует!
Оля ликовала. Наконец-то класс ее принял! С ней будут дружить все. Все, кроме Марины Кащенко. Ну и ладно, переживем!
Радость ее продлилась до урока химии. Стоило Елене Андреевне окинуть взглядом «Горячий листок», она сорвала его со стены и вместо разбора кислотных соединений устроила допрос с пристрастием.
Редактором газеты была Тельникова и она не отрицала своего участия в травле. Хуже пришлось Оле Миро, ее отчитывали у доски.